Свободная жизнь Ильи Петровича

Его разбудил терпкий аромат – кофе-машина как всегда работала безупречно. Илья Петрович Анисимов зевнул и потянулся до хруста в суставах. Радио жизнерадостно распевало гимны о свободе личности, выбора и суверенной божественности каждой человеческой души. Пропищал таймер, возвещая о готовности легкого завтрака из злаков. Начиналось обычное будничное утро, такое же, как сотни других в жизни немолодого служащего “Всемирного Банка”.
Позавтракав и облачившись в костюм, Анисимов торопливо вышел на балкон. Там ожидала хозяина его гордость, ценность и, в общем-то, единственная привязанность – сверкающий автомобиль марки “Перл”. Ласково погладив капот, Илья Петрович прикоснулся к отливающей золотом ручке. Машина сверкнула фарами и приветливо распахнула дверь, приглашая хозяина внутрь комфортного, уютного салона.
“Ну, жемчужинка моя, заждалась? Сейчас поедем с тобой на работку: папочке нужно денежки зарабатывать. Скоро усовершенствуем твой компьютер. Моя жемчужинка должна быть лучше всех”, - он, не смущаясь, болтал с машиной, как с родным существом. Кто его услышит здесь - на балконе, словно подвешенном в воздухе? Въехав на площадку лифта, Илья Петрович нажал кнопку на панели управления, и автомобиль стал медленно опускаться вниз, прямо на обочину шоссе.
Через полчаса Анисимов подъехал к зданию всемирного банка, и поставил свою “жемчужинку” в личную ячейку подземного гаража. В этом невероятном сооружении из пластика и сверхпрочного стекла у него был собственный кабинет, в котором и проходила большая часть свободной и независимой жизни. В течение дня он практически не встречался со своими подчиненными, но в этом и не было никакой нужды. Все распоряжения Анисимов передавал через Интернет, да и сам таким же образом получал указы от начальника, выговоры, похвалы, а так же извещения о платежах и копии документов.
Ровно в полдень молчаливый курьер приносил обед из соседнего ресторанчика, и Илья Петрович оторвавшись от компьютера, съедал соевую котлету, салат и запивал травяным чаем таблетки, понижающие уровень холестерина в крови. Вторая половина рабочего дня проходила так же неторопливо и размерено. А когда бодрая музыка из многочисленных динамиков возвещала окончание работы, Анисимов вливался в человеческий поток, струящийся к выходу. Его задевали плечами мужчины и женщины, а он думал о том, что вокруг чужие, незнакомые люди - каждый одет, словно в броню, в сознание своей независимости и уникальности. Он возвращался в сверкающую чистотой квартиру, читал электронные газеты, писал письма знакомым, с которыми не встречался уже несколько лет. Затем заглядывал в Интернет-магазин, чтобы заказать себе новую упаковку таблеток для крепкого сна, и пилюль, повышающих работоспособность.
Но снотворное не помогало. До поздней ночи Илья Петрович ворочался на своем ортопедическом матрасе, прислушивался к журчанию воды в комнатном фонтанчике, включал спокойную музыку – бесполезно. Он не мог уснуть: мешали непрошенные, нежеланные мысли. Мысли, которые заставляли сомневаться в том, что он живет полноценной, свободной и насыщенной жизнью. Может быть, жизнь Анисимова и была насыщенной, и даже свободной, но вот полноценной – вряд ли. Ощущение счастья, умиротворенность, довольство собой и обстоятельствами давно, очень давно, покинули его.

Он даже не мог вспомнить, когда это произошло. В детстве ли, когда он впервые понял, что мир - вовсе не омытый солнечным светом шар, на котором живут только счастливые люди? Или в юности, когда вместе с первой любовью пришли и боль унижения, и горечь одиночества? Видимо, все происходило постепенно. Медленно, но верно он превращался в одинокого немолодого человека, окружившего себя дорогой техникой; но не имеющего ни семьи, ни друзей.
Анисимова не покидало ощущение, что и в окружающем мире не все было ладно: люди перестали запросто ходить в гости, по улицам не гуляли влюбленные пары; не бегала детвора, играя в салочки и “слепого кота”. Каждый жил своей, изолированной от постороннего вмешательства жизнью. По телевидению выступали психологи и психотерапевты, внушающие, что любовь и дружба наносят раны душе, учили народ, как защитить себя от этих разрушающих чувств. “Ты этого достойна! Не делись ни с кем! Это твое личное пространство! Ты важнее всех! Будь лучшим! Плюй на всех и люби лишь себя!” – восклицали с экрана дяденьки и тетеньки в дорогих костюмах, и очень доброжелательно улыбались.
Когда-то компьютер был доступен далеко не всем. А теперь на улицах постоянно встречаются люди с умными карманными устройствами в руках. Устремив взгляд в экран величиной с ладонь, прохожие переставали замечать друг друга. Все самое интересное происходило теперь в виртуальной реальности. Люди не нуждались в реальном общении. Через Интернет делались покупки и оплачивались счета, в Интернете-же находили друзей и даже возлюбленных. Семья перестала быть ячейкой общества: женщины предпочитали заводить детей без помощи мужчин, и им удавалось! Ну а мужчины, в большинстве своем, были этому рады.
“Мир встал с ног на голову, стал сборищем эгоистов,” – думал Илья Петрович, в сотый раз переворачиваясь с правого на левый бок.
- А ты не эгоист? – прошептал его внутренний голос.
- Ну, началось, - поморщился Анисимов. – Дай поспать-то, совесть!
- Эгоист, эгоист, - не унимался голос.
- Ну, и что? – вслух произнес Анисимов и сел на кровати. – Эгоист, а как же иначе в наше-то время.
- А, Леночку помнишь? Помнишь ее? – не унимался голос.
Леночку он помнил… Ее русая косица всегда маячила перед глазами первоклассника Илюши. Он не выдерживал, и несколько раз за урок дергал хвостик, свисающий между худеньких лопаток. Леночка только гневно сверкала глазами, а на переменах лупила его портфелем. До пятого класса они были злейшими врагами, но вражда постепенно переросла в дружбу с тайной влюбленностью. В десятом он уже писал ей шутливые смс-собщения, дарил диски и конфеты. А она… Она умела смотреть так, что он чувствовал себя единственным, героем, ну в общем, настоящим мужиком…
Леночка и Илья поженились, едва закончив школу. А потом начались разлуки: она училась в одном городе, он в другом. Встречи на каникулах, телефонные разговоры по ночам, клятвы в любви; и бесконечное томление, ожидание, половинчатость во всем, потому что ее не было рядом…
После учебы они еще долго маялись по съемным квартирам, пока не появился Алешка – сын. Тогда Илья Петрович решил переселить семью в собственное жилье, и взял в банке кредит. Казалось – впереди у них только светлое, радостное будущее, наполненное детским смехом, запахами домашней еды, уютными вечерами в будни и бездельем по выходным. И все это было в его жизни…
- Было, было, было, но прошло, - пропел голос.
- Ну и что? – рассердился Анисимов. - Двадцать лет прошло, что ворошить-то все это? Зачем?
- Затем.
- Я не могу больше вспоминать, не хочу думать о том, что было дальше, - он устал спорить сам с собой.
Анисимов вышел на кухню. Сел за столик, и обхватил голову руками, безрезультатно стараясь не думать ни о чем. Голубой свет заливал помещение, которое должно быть домашним очагом, местом семейных обедов и ужинов. На стене в ряд висели сверкающие сковороды и половники – никто ими не пользовался. Безликие белые жалюзи, белые полотенца и салфетки, искусственные цветы; огромная кофеварка, блендер и тостер; холодильник, набитый продуктами; а в других комнатах: дорогая мебель и множество техники, которая должна веселить ее обладателя – все как он мечтал когда-то. Он добился всего, из-за чего предал двух самых дорогих людей…

Леночка и Алешка в какой-то момент стали для него обузой. Он вроде бы и любил их по-прежнему, но его стал раздражать скромный среднестатистический быт, недорогие вещи и запах жареной картошки, штопаные носки, допотопный монитор компьютера. И это раздражение выплескивалось все чаще и чаще. Сыну доставались подзатыльники, а жене - колючие слова.
Когда работоспособность, ум и хватку Анисимова оценили и предложили должность во “Всемирном банке”, он согласился не раздумывая, не советуясь с женой. А она не захотела уезжать из городка, оставлять немолодых, часто болеющих родителей. Ее ранило, что муж не посоветовался с ней, словно она никто, словно ее работа, привязанности и мнение ничего не значат для него. Анисимов называл жену эгоисткой, старомодной, нерешительной, требовал послушания, грозил разводом… Леночка молчала, повернувшись к мужу спиной. Он смотрел на русую косу, перехваченную обычной черной резинкой, и чувствовал себя последней сволочью…

Алешка не звонил ему уже полгода. Он вырос, но так до конца и не простил отца.
Его сын предпочел свободу от привязанностей и любви. Он стал независимым, современным, образованным, и так же, как когда-то его отец, навещал дочь по праздникам и выходным…
- А друзья? Ты обидел и их тоже: возгордился, - голос продолжал напоминать прошлое.
- Друзья, - прошептал Анисимов, и устало прошелся по кухне. – Нет у меня друзей, давно нет настоящих. Да их сейчас ни у кого нет…
- Все оправдываешься, сам себе глаза замазываешь.
- Да не оправдываюсь я, - почти прокричал Анисимов. – Все понимаю, но что делать? Все так живут, и я пытаюсь.
Шаркая тапочками, он пошел к компьютеру, но остановился в раздумье. Уже несколько раз он заходил в виртуальную христианскую церковь, исповедуясь и перечисляя деньги на свечи. Ему обещали поставить их в реальном храме. Наверное, кто-то все же исполнял это обещание, и его отчаяние и надежда трепетными огоньками представали пред иконой Спасителя. Но виртуальная исповедь не облегчала душу, насыщенная и свободная жизнь оставалась все такой же пустой и бесполезной.
Последнее время стало модным быть приверженцем “Либеральной всемирной церкви”. Но там проповедники несли ту же чушь, что и телевизионные психологи: люби себя, не позволяй никому вмешиваться в свою жизнь, будь личностью, ты обладаешь божественной сущностью, ты единственная реальность в своем мире, никого нет важнее самого себя… Этой моде Илья Петрович, к счастью, следовать не мог…

… Он не стал включать компьютер. Натянул джинсы и футболку, сунул ноги в мокасины и вышел на улицу. Сотни огней ночного города насмехались над человеком, устало бредущим среди современных высотных зданий. А он упрямо, превозмогая слабость в ногах и усталость души, шел к часовне, приютившейся между супермаркетом и жилой многоэтажкой. Она была построена давно и выглядела сиротливо на фоне разноцветных, современных строений. Но когда-то, в детстве, он приходил к дверям похожей церквушки, и слушал многоголосое пение хора, видел в полумраке огоньки свечей и согбенные спины старушек. Сердце холодело от непонятного волнения, словно сделав шаг, он мог попасть в другой мир, где царили иные, неземные законы.
…Илья Петрович остановился перед дверью – заперто, поблескивают огоньки сигнализации. Уже далеко за полночь, и священник, конечно, давно ушел домой.
“Ну, и зачем я сюда шел?” – спросил сам себя Анисимов. Он оглянулся вокруг. Под молодым деревцем черемухи стояла деревянная скамья, и он с радостью опустил на нее уставшее тело.
- Надо же, какой скверик здесь, - подумал Илья Петрович.
- А ты и не замечал, - тут же снова заговорил голос внутри.
- Да… не замечал, - согласился Анисимов. – Я многое не замечал, многого не понимал.
Он сидел, смакуя свежий терпкий воздух, ветер бережно перебирал волосы. Давно уже у него не было возможности посидеть спокойно, посмотреть на звезды.
- Ну что же, дверь в особый мир закрыта? – вспомнив ощущения детства, начал разговор Анисимов.
- Я думаю - это не та дверь, - откликнулся голос.
- Найти бы ее. Опротивело все.
- Мысли логически.
- Попробую… Если есть добро и зло, то есть и источники этих явлений: источник добра и источник зла? А по Библии, которую я когда-то пробовал читать, все хорошее сделано Богом. И я, значит, тоже? Бог есть, и кто-то еще в это верит. Весь мир верит в себя и в деньги, и живет несчастливо.
- Зато свободно…
- Да уж, свободы у нас теперь море. Наркотики и те можно в аптеке получить. Хочешь убивать себя – убивай, хочешь тупеть – тупей, быть как все – будь, или не будь, если не хочешь.
- Ты отвлекся.
- Не могу, я не Шерлок Холмс. Голова гудит.
Анисимов откинулся на спинку скамьи. Голова действительно гудела, ощущение было такое, словно все мысли перемешались, как овощи в салате. Да и с чувствами дело обстояло так же. А Илья Петрович любил во всем ясность и порядок.
“Бог, Господи, есть Ты или нет?” – спросил он, вглядываясь в звездное небо. Небо молчало. “Я не могу больше. Такая пустота внутри. Даже не знаю, что положено говорить Тебе. Но я буду так, по-своему, по-простому. Мне дурно, тяжко, плохо. В общем, ситуация такая, что никто помочь не сможет. А сам я запутался. Помоги… И прости, за Леночку, Алешку, за деньги эти проклятые, которые так люблю. Прости меня…”
Кажется, он плакал, и снова бормотал что-то, пока усталость горячей волной не затопило разум и тело.

Молодой священник неторопливо шел на службу. Город еще не проснулся окончательно, и можно было наслаждаться непривычной тишиной. Перед часовней он замедлил шаг: на скамейке, свернувшись калачиком, лежал человек. “Бездомный? Умер или живой?” – пронеслись мысли в голове. Он подошел ближе, отметив дорогие туфли и ухоженный вид. Священник осторожно прикоснулся к плечу мужчины. Тот встрепенулся, открыл глаза и широко улыбаясь, произнес: “Доброе утро. А я,кажется, к вам”.

Свободная жизнь Ильи ПетровичаПроза

Свободная жизнь Ильи Петровича

Свободная жизнь Ильи Петровича
Проза